Мистер Вкусняшка [=Мистер Вкусненький] - Стивен Кинг

— Я не твоя девочка, — сказала Ольга. В ее глазах сверкнули маленькие веселые искорки. — Я искупаюсь в медвежьем дерьме, если у тебя когда-нибудь была девочка.

— Неблагодарность, имя тебе — женщина, — сказал Олли беззлобно. — Дай руку. — И когда она послушалась, он вложил в ее ладонь только что сделанные кусочки пазла.

Она удивленно уставилась на них. «Что это?»

— Недостающие куски.

— Куски чего?

— Пазла, который вы с Дэйвом собирали. Помнишь пазл?

— Дэйв почти слышал, как крутятся шестеренки и включаются старые реле под белым облаком ее кудрявых волос, пока оживают воспоминания.

— Конечно, помню. Но они не подойдут.

— Попробуй, — предложил Олли.

Дэйв забрал их у нее раньше. Ему они казались идеальными. На одном было кружево из балок, два, стоящие рядом, изображали кусок розового облака на горизонте, на четвертом был виден лоб и берет худого boulevardier, прогуливающегося по Вандомской площади. Это чудо, подумал он. Может, Олли и 85, но порох в пороховницах у него есть. Дэйв вернул фрагменты Ольге, и она поставила их на места. Все подошли в точности.

— Вуаля, — сказал Дэйв и пожал Олли руку. — Tout finit. Прекрасно.

Ольга так низко склонилась ад пазлом, что почти касалась его носом.

— Эта новая балка не совсем такая, как остальные.

— Это немного неблагодарно даже для тебя, Ольга — сказал Дэйв.

Ольга хмыкнула. Глядя поверх ее головы, Олли приподнял брови. Дэйв приподнял брови в ответ.

— Посидишь с нами за ланчем?

— Я, наверное, пропущу ланч, — сказал Олли. — наша прогулка и мой художественный триумф меня вымотали. — Он взглянул на пазл и вздохнул. — Нет, не подходят. Но близко.

— Близко только для лошадиных подков годится, — сказала Ольга. — Мальчик мой.

Олли побрел в сторону Вечнозеленого крыла, выстукивая тростью свой уникальный ритм «раз-два-три». Он не появился на ланче, а когда его не было и на ужине, дежурная медсестра пошла проверить, что с ним, и нашла его лежащим на застеленной кровати, талантливые руки сложены на груди. Он умер, как и жил — мирно и без суеты.

В тот вечер Дэйв тронул дверь в комнату своего друга и обнаружил, что она открыта. Он присел на кровать, серебряные часы лежали у него на ладони. Крышка была открыта, и он видел секундную стрелку, пробегавшую над цифрой 6. Он посмотрел на вещи Олли — книги на полке, блокнот на столе, рисунки, прикрепленные к стене — и задумался, кто заберет их. Брат-неудачник, предположил он. Покопался в памяти в поисках имени и вспомнил: Том. И племянница Марта.

Над кроватью висел рисунко углем, на котором был изображен хорошенький парнишка с высоко завязанными волосами и блестками на щеках. На его Купидоновых губах играла улыбка. Легкая, но приглашающая.

Лето вошло в разгар, затем пошло на спад. Школьные автобусы покатились по Мэриленд авеню. Ольге Глуховой стало хуже, она все чаще принимала Дэйва за своего мужа Боба. Ее навыки в криббидже сохранялись, но речь стала хуже. Дочь и старший сын Дэйва жили недалеко, но чаще приезжал Питер, с фермы в Хемингфорде за 60 миль, и выводил отца куда-нибудь пообедать.

Наступил Хэллоуин. Сотрудники украсили общий зал оранжевыми и черными лентами. Жители дома престарелых Лэйквью праздновали день всех святых сидром, тыквенным пирогом и попкорном для тех, чьи зубы еще могли с ним справиться. Многие нарядились в костюмы, по поводу чего Дэйв Кэлхун задумался о том, что говорил его старый друг во время их последней беседы — что в конце восьмидесятых ходить в гей-клуб было почти то же самое, что на маскарад из рассказа По про Красную Смерть. Он подумал, что Лэквью тоже был своего рода клубом, и иногда для геев, но разница состояла в том, что его нельзя было покинуть, если родственники не захотят тебя забрать. Питер и его жена сделали бы это, если бы Дэйв попросил, выделили бы ему комнату их сына Джерома, но Питер и Алиса были сами по себе, и он не хотел взваливать на них заботу о себе.

Одним теплым утром в начале ноября он вышел в вымощенный плиткой внутренний дворик и присел на скамейку. Дорожки выглядели так маняще под ярким солнцем, но он больше не связывался со ступеньками. Он мог упасть, спускаясь, что было бы плохо. Он мог не суметь подняться снова без посторонней помощи, что было бы унизительно.

Он рассматривал молодую девушку, стоящую у фонтана. Она была в платье до середины икры, с вычурным воротником, какие сейчас можно увидеть только в старых черно-белых фильмах по ТВ. У нее были ярко-рыжие волосы. Она улыбнулась ему. И помахала.

Почему, подумал Дэйв. Разве я не видел тебя вскоре после окончания Второй Мировой, выходящей из машины твоего бойфренда на заправке «Хамбл Ойл» в Омахе?

Как если бы услышав его мысли, симпатичная рыженькая подмигнула ему и затем приподняла подол платья, приоткрыв колени.

Привет, Мисс Вкусняшка, — подумал Дэйв. — Когда-то ты сделала намного лучше. Воспоминание заставило его улыбнуться.

Она засмеялась в ответ. Это он увидел, но услышать не мог, хотя она была недалеко, а его слух сохранял остроту. Затем она зашла за фонтан…и не вышла. Хотя у Дэйва была причина верить, что она вернется. Жизненная сила мелькнула в нем, не больше и не меньше. Бьющееся сильно сердце, полное красоты и желания. В следующий раз она окажется ближе.

Питер приехал на следующей неделе, и они пошли обедать в милое местечко неподалеку. Дэйв хорошо поел и выпил два бокала вина. Они, несомненно, взбодрили его. Когда обед был закончен, он достал часы Олли из внутреннего кармана, намотал на них тяжелую серебряную цепь и положил на скатерть перед сыном.

— Что это? — спросил Питер.

— Подарок от друга. Он передал их мне незадолго до своей кончины. Я хочу, чтобы они были у тебя.

Питер попытался отодвинуть их обратно. «Я не могу, папа. Они слишком хороши».

— На самом деле ты окажешь мне услугу. Это из-за артрита. Мне очень тяжело заводить их, и скоро я совсем не смогу это делать. Чертовой штуковине не меньше ста двадцати лет, и уж если часы столько прожили, они заслуживают того чтобы ходить столько, сколько возможно. Так что, пожалуйста. Возьми их.

— Ну, если ты так ставишь вопрос… — Питер взял часы и опустил их в карман. — Спасибо, папа. Красотища.

За соседним столиком — так близко, что Дэйв мог до нее дотянуться — сидела рыженькая. Перед ней не было блюда и приборов, но этого никто не замечал. На таком расстоянии Дэйв увидел, что она не просто хорошенькая, а откровенно красивая. Точно красивее, чем та девушка, которая много лет назад выскользнула из грузовичка своего парня, и ее юбка на мгновение задралась, но что с того? Такие изменения восприятия — в порядке вещей, как рождение и смерть. Дело памяти — не только восстанавливать прошлое, но и шлифовать его.

Рыженькая в этот раз задрала юбку повыше, и белые длинные трусики показались на секунду. Или даже на две. И она подмигнула.

Он подмигнул ей в ответ.

Питер обернулся, но увидел только пустой стол на четверых с табличкой «Заказано». Когда он повернулся обратно к отцу, его брови были подняты, выражая недоумение.

Дэйв улыбнулся. «Что-то в глаз попало. Уже прошло. Почему бы тебе не попросить счёт? Я устал и готов возвращаться».

С мыслями о Майкле МакДауэлле.

Перевод Екатерины Паниной

Примечания

1

Французский мыслитель и романист 19–20 веков

2

Агрессивное чистящее и дезинфицирующее средство с сильным запахом